В следующий миг ладонь лорда Глуна накрыла мою грудь, и я застонала снова, уже вслух. Выгнулась навстречу его ласке и вновь на белые простыни упала.

Эмиль стремительно отстранился, поднялся и, не отрывая взгляда от моей груди, принялся расстегивать манжеты. После, в одно движение, стянул с себя рубашку и отбросил ее в сторону.

Я задрожала в предвкушении и, уже понимая, что сейчас будет, начала отползать к центру кровати. Эмиль отреагировал на мой маневр легкой улыбкой и наклонился, чтобы стянуть сапоги.

Та, спящая я, ждала и жаждала, а я настоящая пьянеть не спешила, хотя эмоции хлестали через край. И еще… осознанная моя часть искренне надеялась, что на этом стриптиз закончится, но — увы. От штанов куратор первого курса факультета Огня тоже избавился. Равно как и от белья.

Вот теперь я особенно порадовалась тому, что в комнате довольно темно и видны лишь очертания его фигуры. Но и их вполне хватило, чтобы дико смутиться. И, да, смущалась опять-таки не «она», а «я»!

«Она» же… закусила губу, чтобы сдержать новый, на сей раз призывный стон.

И тут я поняла самое важное. То, отчего смущение резко сменилось паникой. Ведь за все то время, что мне снятся эти сны, мы с куратором ни разу не дошли до главного. Были разные ласки, прелюдии, но не то самое, основное действо. А сейчас, судя по решимости, с которой Эмиль избавился от белья и шагнул к кровати, мне не отвертеться. Кажется, сейчас все будет! То есть вообще все!

Шок понимания вкупе с паникой привел к уже знакомому эффекту — я обрела контроль. Не над всем сновидением, разумеется, только над собой. И хотя по-прежнему чувствовала отголоски чужого возбуждения и навеянную этим возбуждением слабость, попыталась отползти дальше. Но Эмиль был гораздо проворней — поймал практически тотчас и придавил к матрасу.

— Я очень скучал, — хрипло прошептал он и принялся покрывать поцелуями мою шею.

А меня мороз прошиб! И паника перешла в ту стадию, на которой наступает оцепенение. Я чисто физически не могла сказать «нет». Я вообще ничего сказать не могла!

Просто… просто это все… О, черт!

Нет, я не девственница — этого маленького «недостатка» меня уже лишили. Но я слишком хорошо помню тот первый и единственный раз настоящей близости, и… я не готова это повторить!

Не знаю, как там у других происходило, а лично мне было дико больно. Я не могу! Я не хочу делать это снова! То есть знаю, что когда-нибудь придется, но… когда-нибудь! Не сейчас! И не с ним! Потому что я не могу спать с убийцей! И тем более не могу его хотеть!

Так что едва ладонь Эмиля снова накрыла мою грудь, я не застонала, а вздрогнула. Более того, нашла в себе силы попробовать оттолкнуть мужчину. Правда, без толку — уж слишком силы неравны. Зато он заметил смену настроения и замер. А потом и вовсе отстранился, чтобы заглянуть в глаза.

Полумрак скрадывал краски и делал черты размытыми, но я все равно увидела — Эмиль очень удивлен.

— Что случилось? — выдохнул хмуро. — Почему ты дрожишь?

— Я не могу. Я не готова. — Единственное, что сумела выдавить в ответ.

— Почему?

Не в силах подобрать слова, я замотала головой и зажмурилась в искреннем желании немедленно проснуться, но… чуда не случилось.

А лорд Глун… Уж не знаю, к каким выводам пришел, но запустил пальцы в мои волосы и наклонился близко-близко, выдохнув:

— Не бойся.

После чего накрыл мои губы поцелуем.

В нем чувствовалась все та же страсть, только теперь очень осторожная и сдержанная. И я, пусть до конца не расслабилась и контроль не утратила, но на поцелуй все-таки ответила. Не знаю почему. Просто ответила и все.

Новое прикосновение к груди тоже было другим — ласковым и очень искусным. И новая волна возбуждения прокатилась по телу вопреки желаниям разума и страхам. Кажется, именно в этот миг моя паника отступила, а я вспомнила, что это всего лишь сон.

Да, сон! Пусть странный, пусть ненормальный, но все-таки сон! И раз так, то почему нам не продолжить этот поцелуй? А дальше поцелуя я не пойду. Ведь Эмиль, хоть и сволочь редкостная, явно не из тех, кто берет женщину насильно. Иначе он бы не сдерживался сейчас, верно?

Именно поэтому я открылась навстречу следующему поцелую и не запротестовала, когда ласки куратора стали более откровенны. Моя уверенность в том, что все будет хорошо, сделали свое дело — я вновь начала получать удовольствие от происходящего.

А мужчина был чуток и нежен. Пусть мой реальный опыт в вопросах вот таких, действительно интимных прикосновений был категорически мал, но чувствовалось — Эмиль фон Глун не мальчик, он отлично сознает, что делает.

Его движения и поцелуи были порывисты, но одновременно выверены. Он целенаправленно распалял мое тело, и, как ни странно, души эта страсть тоже коснулась. И разум… разум поплыл. Я не отследила тот момент, когда начала пьянеть.

А хмель его ласк ударил в голову сильно! И границы дозволенного, как это часто бывает, расширились. И пусть смущение никуда не делось, и пусть мои намерения оставались прежними, я все-таки позволила куратору стянуть с меня ночную сорочку.

Я думала, это ни на что не повлияет. Ведь ткань сорочки до того тонкая, что хоть с ней, хоть без нее… Ну, по крайней мере, так мне казалось. И я даже представить не могла, насколько ошиблась!

Жар! Опаляющий и не менее пьянящий, чем поцелуи. Это соприкосновение, тяжесть его тела, уверенные, жадные движения… Движения, которым совершенно не хочется сопротивляться. И какое-то нереальное предвкушение.

Когда Эмиль снова отстранился и принялся стягивать с меня последнюю, нижнюю часть кружевного комплекта, я, вместо того, чтобы остановить это безумие, застонала и обвила руками его шею, припадая к губам. Не такая искусная, как он, но столь же смелая и нетерпеливая. И ничуть не смутилась, когда Эмиль втиснул колено между моих сведенных ног, заставляя раскрыться.

А потом его пальцы коснулись того, что прежде находилось под защитой кружева, и мое сумасшествие достигло пика. Я сама оборвала наш поцелуй, потянулась навстречу, застонала хрипло. И не сразу сообразила, что там, где мгновение назад была ладонь Эмиля, ощущается нечто другое, куда более горячее…

Я поняла… я все поняла! Но испугаться не успела — случилось все слишком быстро. Повинуясь какому-то непреодолимому инстинкту, я выгнулась, а Эмиль… решительно подался вперед.

И все. То, чего я намеревалась избежать, случилось. Правда, это было немного не так, как мне думалось.

Боль? Да, она была! Но вместе с ней я испытала безумное, совершенно невозможное наслаждение. И, не выдержав, вскрикнула и впилась ногтями в спину мужчины. В этом было все — от страха и сожаления до невероятного, неземного восторга.

Я задохнулась от собственных эмоций и ощущений, а Эмиль застыл на миг, будто удивленно, и… потерял контроль.

Он шептал какие-то слова, осыпал поцелуями мое лицо и двигался. Жестко, сильно, ритмично. Прижимал к постели, словно я пыталась вырваться, и погружался в меня снова и снова. Он делал это так, будто ждал целую вечность, а теперь дорвался. И остановиться… ну просто не мог.

А я полностью отдавалась его силе и власти. Стонала, причем не столько от боли, которая по-прежнему не отступала, сколько от удовольствия, которое дарил этот вечно холодный и надменный мужчина. Все так же жестко, сильно, ритмично… и в этом ритме звучал определенный эгоизм, который в данный момент, здесь и сейчас, мне нравился. Точно знаю — прояви лорд Глун чуткость и нежность, ничего бы не случилось, я бы не далась, не позволила. Но он…

Он не менял ни позу, ни ритм, но, видимо, не в них дело, потому что в какой-то миг этого почти животного действа я поняла — еще немного, и все. Еще чуть-чуть, и я дойду до края. Того самого, к которому стремятся все любовники и который я уже познала. Причем с ним же, с Глуном, в другом безумно неприличном, но, как сейчас понимаю, куда более целомудренном сне.

Я отпустила его плечи и с тяжелым стоном откинулась на подушки. И тоже превратилась в эгоистку, потому что сейчас я хотела от синеглазого мужчины только одного — ощущения полета! Того самого, после которого бешено стучит сердце и дрожат ноги. Того, после которого кажется, что умерла и воскресла.